Воспоминания участников Великой Отечественной войны и тружеников тыла

Новикова Анна Андреевна

1925 года рождения,  проживающая в селе Средигорное  Зыряновского района:
«Когда началась война, я закончила 7 классов в Средигорном. Хотела ехать учиться в Усть-Каменогорск, учительницей хотела стать. Но отца в сентябре этого же года забрали на фронт, а мы остались с мамой. Кроме меня в семье были ещё двое детей – сестра и брат.  В этот же год меня, 15-летнюю девчонку,  отправили на месячные курсы комбайнёров в Усть-Каменогорск.Закончила их, вернулась. Меня поставили за штурвал комбайна. Комбайнёром была Негодяева Анна. Она была  постарше меня на 3 года. Так что урожай 1941 года я уже снимала.  Помню, однажды, косили мы хлеб и   увидели, что барабан забился травой и немного пшеницы просыпалось. Остановились,  и я кинулась собирать её, чуть ли не по зёрнышку собрала. Потом стала вытягивать траву. А шплинты зацепились за рукав моей  кофты,  и меня стало затягивать  в барабан. Я  закричала комбайнёрше, она растерялась и, наоборот,  добавила газу. Благо, что вовремя  поняла и заглушила  комбайн.
Зимой послали меня учиться в Соловьёвскую машинно-тракторную станцию на курсы трактористов. 3 месяца я там проучилась, а весной я начала работать на тракторе ЧТЗ и все  военные годы  проработала на нём. Работать приходилось много, день был  не нормирован – с раннего утра и до тех пор, пока не придёт сменщица. А случалось и такое, что некому было заменить и тогда на сон оставалось 2-3 часа. Пахала и комбайн таскала, ведь тогда не было самоходных машин.
Одежды не было, всё холщёвое, самотканое. Соляркой было пропитано всё, тепла от такой одежонки никакого. Пригоним, бывало зимой трактор на ремонт в Соловьёво, загоним в гараж, а там выше  ворот и под ними по полметра щели, сквозняки, холод. Температура, что на улице, что в мастерской.  Ремонтировали сами, а силёнок не хватало, чтобы открутить болты. После перетяжки ЧТЗ его очень трудно было завести, сил не было дёргать верёвку, которая наматывалась на лом, а он в свою очередь вставлялся  в маховик. От морозов, от солярки коленки в сплошных волдырях, неподъёмное всё, за запчасти взяться невозможно – руки прилипают к железу.  Уже позже мама выменяла на что-то одеяло детское и их него мне сшила штаны, в которых я ходила на работу.
Когда из Краснодара погнали фашистов, нужно было из нашего колхоза перегнать один из двух имеющихся тракторов, чтобы там начать восстанавливать разруху. Выбор пал на меня. Из нашего района собралась небольшая колонна.  Ехали по Восточному кольцу. Намучались, пока гнали трактора.   Дорога не чистилась, одна гусеница по дороге, по санному следу, а вторая буксует.
Напарник мой был из Верх-Мяконьки, нервный был дядька. Трактор часто ломался,  останавливались  ремонтировать. Он ругался, раскидывал  запчасти во все стороны. Я, молча, по снегу ползаю, собираю их. Страшно мне было с ним ехать в кабине трактора, поэтому  ехала в санях.
Ночевали в деревнях, варили  в степи на костре.  Что ели? Картошку, да немного хлеба.  Картошку, как и горючее, везли с собой, в санях. Замёрзла она у нас сразу же. Вот мороженную и варили.
Добрались через 2 недели до села Северное.  Постучались в крайнюю избушку, нас впустили. Оказалось, что там жил председатель сельского Совета. Баню нам истопили, чаю накипятили. А после бани опять пришлось одевать ту же мазутную, рваную одежонку. И впервые,  за столько дней,  уснули в тепле.
В Усть-Каменогорске, когда загрузили трактора на платформы, к нам подошёл какой-то взрослый мужчина, поговорил с нами, расспросил кто откуда. Когда подошла очередь до меня, он, видя, что я совсем ещё  молоденькая, спросил, где мой отец. Я ответила, что на фронте. Он строго приказал, чтобы я немедленно, сегодня же отправлялась не в Краснодар, а возвращалась домой.  Я до сих пор часто вспоминаю его добрым словом. Мне кажется, что  только благодаря ему я выжила тогда.
За добросовестный труд мне председатель колхоза Огнёв Фёдор Никитич выдал материал на сапоги. Деревенский сапожник Макагон  сшил мне их. Но от мазута горела кожа, расползалась, их много раз чинили, ставили заплаты.
В  1944 году  летом меня, тогда я уже комсомолкой была,  вместе с секретарём комсомольской организации  из Зыряновска, послали в Усть-Каменогорск. Меня тогда всей деревней собирали – на мне была красная блузка, чёрная юбка. А косы свои – чёрные, толстые…  Там меня наградили похвальной грамотой за вспашку зяби. Уже в 1945 году нас с сестрой  моей младшей  наградили медалями «За доблестный труд 1941-1945 год». Ей было тогда 15 лет, а мне 20. Она на тракторном прицепе работала совсем ребёнком ещё. 
Голод сильно мучал. Весной жили на слизуне (горный лук), мешками рвали его, потом лебеда да крапива поспевала, а брат рыбу в Берёзовке  ловил . 2-3 кг муки выделяли на бригаду, а в бригаде 30-40 человек. Варили клейстер и ели.  И всегда не досыта.  Как вспомню все это, слезы бегут.
В 1944 году особенно было голодно. Весной люди собирали колоски, сушили их, мололи муку, варили кашу  и ели. Тогда много людей умерли. Вымирали целыми семьями.        Позже была дана установка на каждый двор – убрать по 1 га пшеницы. Косили литовками, серпами. Ребятишки помогали, снопы вязали, стаскивали их на подводы. Мы всю войну держали корову. Кормилицу. 2-3 женщины собирались и по очереди косили  траву,  заготавливали сено для своих коровок, а ребятишки копны делали, а потом свозили их. Солому возила по ночам домой. Днём работаю, а на ночь загружу её и везу домой. Усну, бывало, а солома распадётся. Плачу, пока складываю её…
Приходилось отдавать масло, мясо.  Картошку садили - и крахмал отдавали, и свежей рассчитывались, и нарезанную лапшой,  и высушенную забирали у нас для фронта.
За 1942 год мне начислили 45 трудодней и на каждый трудодень выдали по 3 кг пшеницы. Мама перемолола её, стало полегче, посытнее..
В войну школа в деревне работала, дети, кому было что одеть и обуть,  учились. Пока не наступали морозы  учеников было побольше, а по морозу босиком не побежишь.
Хорошо помню день, когда узнала, что закончилась война. В ту ночь я пахала недалеко от деревни, пришла моя сменщица, но ничего мне не сказала, видно ещё не знала. Пришла я в деревню, смотрю, бабка Клюшиха стоит, смотрит на солнце, молится. Меня увидела, и  как закричит «Война! Война закончилась!» Я бегом домой. Выбежала мать – плачет, смеётся, причитает… От отца долго писем не было, мы не знали жив ли он. Слава Богу, вернулся наш отец ровно через 4 года – 13 сентября 1945 года. После войны стали возвращаться с фронта мужчины, да и парнишки подросли, сменили нас на тракторах. Жизнь стала налаживаться. Голодно, конечно, было. Но мы верили, знали, что обязательно будет лучше. Этим и жили».
Анна Андреевна всю жизнь трудилась в своей родной деревне, работала на птичнике, потом  дояркой, рабочей в совхозной столовой. С мужем Михаилом Ивановичем воспитали 3-х детей. Ни минуты не сидит она без дела – в доме у неё чистота и  порядок, летом двор утопает в ярких красках цветов. Очень гостеприимная, приветливая, доброжелательная – она, как магнит, притягивает к себе людей.

Записала ее воспоминания библиотекарь г.Зыряновска Еськова Л.Н.